Новости культура Россия - iCity.life Киров

Киев — 20 апреля в Киеве открывается VI международный фестиваль «Книжный Арсенал». Среди представленных на нем книжных новинок — украинский перевод романа русского писателя Владимира Войновича «Малиновый пеликан». Харьковское издательство «Фолио» выпустило эту книгу практически одновременно с выходом русского оригинала в Москве.

Всемирную славу Войновичу принес его сатирический роман-трилогия «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» — едкая и глубокая сатира на советскую жизнь. Иван Чонкин стал, по крайней мере — в России, не менее популярен, чем его литературный чешский собрат Йозеф Швейк. У этих двух книжных героев очень много общего. Новое произведение Владимира Войновича — «Малиновый пеликан» — это уже о жизни современной России.  Накануне презентации украинского перевода «Малинового пеликана» Владимир Войнович ответил на вопросы Укринформа.

«Укринформ»: «Малиновый пеликан» — не первая ваша книга, изданная на украинском языке. Ранее были переводы «Чонкина» и «Москвы 2042». Почувствовали ли вы появление каких-либо новых групп читателей Ваших произведений после выхода украинских переводов?

Владимир Войнович: Если вы назовете еще мой роман «Монументальная пропаганда», опубликованный недавно издательством «Дніпро», то это будет пока полный список моих книг, переведенных на украинский язык моим другом, замечательным поэтом, прозаиком и переводчиком Михаилом Каменюком. После выхода этих переводов я не так много слышал откликов украинских читателей, но думаю, что их, в общем, волнует примерно то же, что и русских. Это потому что нас в недавнем прошлом объединяла общая судьба, которая влияла на формирование наших и наших детей характеров и взглядов на жизнь. Да и сейчас в нашей жизни гораздо больше общего, чем может показаться стороннему наблюдателю.

— Герои «Малинового пеликана» очень схожи с героями ваших книг советского периода — характерами, поведением, мышлением. Иногда кажется, что разницы и вовсе никакой нет. Ваше мнение — чем нынешний российский обыватель отличается от обывателя советского? В худшую или лучшую сторону?

— Лет двадцать тому назад я предположил, что советский режим рухнул, но советский человек будет жить еще долго, передавая свои свойства следующим поколениям генетически. В России мое предположение почти полностью подтверждается. После краткого всплеска девяностых годов, после августа 1991 года люди, которые покончили с советским режимом, не удержали завоеванной высоты и постепенно вернулись (точнее были возвращены, не оказав никакого сопротивления) почти к прежнему образу жизни. В какую сторону нынешний обыватель отличается от советского? Трудно сказать. Раньше средний советский человек верил в коммунизм, светлое будущее человечества, ради которого стоило жить, трудиться, совершать подвиги, терпеть кое-какие лишения и даже отдать свою жизнь или отобрать ее у кого-то. Эта вера исчерпала себя полностью лет за двадцать до краха советского режима. Выросшее к тому времени поколение не знало тех невзгод, которое испытали их отцы и деды, войны, холода и голода, что отразилось на их физическом росте, то есть они в среднем были намного выше людей прежнего времени. Это явление было названо акселерацией, а молодые люди этого поколения акселератами. Тогда и родился анекдот, не очень приличный, но точно и образно отражавший отношение отцов и детей к прежним идеалам. На вопрос о том, в чем проявляется акселерация, армянское радио отвечало: «То, что комсомольцам двадцатых годов было по плечу, нынешним комсомольцам по…»

Идеология умерла, а затем рухнуло и опиравшееся на нее государство. С тех пор наши политтехнологи ищут замену прежней идеологии, но не находят. Религия ее место не заняла, и казенный патриотизм тем более. Теперешний человек на самом деле верит только в то, что все покупается и продается. Действия власти воспринимает, как капризы погоды, которые отвратить невозможно. Выборы для него лишь пустая формальность, ритуал, согласно которому надо прийти, поставить галочку в квадратике, на который ему укажут или намекнут, и бросить бюллетень в урну. Впрочем, квадратик он может выбрать любой, партии указанные напротив ничем существенно друг от друга не отличаются и проводят генеральную линию, устанавливаемую не ими. В то, что от его личного выбора что-то зависит, нынешний россиянин не верит, а который верит, после подсчета голосов убеждается, что верил зря. В возможности протеста тоже мало кто верит.  Конечно, у нас есть люди, которые думают иначе, но их, к сожалению, слишком мало. Миллионы ценящих свободу уехали туда, где она была добыта не ими. Те, которые остались и пытаются что-то делать, подвергаются постоянному давлению. Оппозиция наша слаба и в таких условиях другой быть не может. Никакого разделения властей нет.

Страной управляет один человек, и такого культа личности у нас не было со сталинских времен. Но тут надо прямо сказать, что дело тут не только в самой личности, но и в обществе, и в народе, которые создают для культа подходящие условия. Культовая личность, президент Путин, контролирует в стране все. Другие органы власти — парламент, суд — фиктивны, все без возражений исполняют волю «хозяина». Никакой демократии у нас нет, но справедливости ради скажу, что какие-то свободы, постоянно урезаемые, еще остались. У нас есть одна радиостанция, один телеканал, вещающий только в интернете, одна газета и один журнал. Эти издания и их авторы, соблюдая некоторый политес, позволяют себе критиковать власть и даже самого президента, вот и я иногда что-то вякаю, чего в советское время в советских СМИ быть не могло. Но это все до поры до времени. Пока пропаганда, имея огромное влияние на население, обеспечивает существующей власти достаточную поддержку, выражающуюся очень высокими рейтингами, государство может позволить кое-что своим оппонентам. Когда сила пропаганды ослабнет, тогда возникнет новая ситуация.

— Наверное, главный вопрос книги «Малиновый пеликан» — вопрос о революции в России. Впечатление читателя, что у автора нет четкого и определенного мнения. Может, это впечатление ошибочно? Что такое, в вашем понимании, революция в России? Что она должна изменить в первую очередь? Возможна ли в России настоящая революция — кровавая или «бархатная», а не очередной бунт — «бессмысленный и беспощадный»? Возможна ли в России силовая, т.е. кровавая, революция, или в таком случае это будет обязательно бунт? В этом смысле сегодня часто можно услышать категорические утверждения, что Россия — потерянная для демократической Европы страна. Вы согласны?

— Я не революционер, а художественный писатель. Главный вопрос или, скорее, тема моего художественного исследования — не революция, а российский народ (то есть, не только русский, а весь тот, который населяет Россию). Я пытаюсь понять, знает ли народ, чего он хочет? Почему не извлекает уроков даже из недавней истории? Пропагандисты внушают ему, что он не такой как все, он особенный и путем должен идти особенным. Но он уже шел по граблям, семьдесят лет своим путем и других тащил за собой. Не пора ли одуматься, смирить гордыню и прийти к выводу, что, может быть, мы все-таки не такие особенные? Может быть, особенный путь сменить на проторенный другими народами, более удачно устроившими свою жизнь? Не их учить, у них поучиться? Ведь за их устройством — три тысячи лет усилий лучших умов человечества. Давно пора понять, что там, где есть реальные свобода, демократия, честные выборы, регулярно сменяемая власть, там люди лучше живут материально и духовно. Всякие человеческие пороки и преступления есть в любом человеческом обществе. Но в странах свободных и демократических люди намного меньше лгут, воруют, бросают детей, убивают друг друга, гибнут на дорогах. Там не делят войной территории и не спорят о них. Там не бывает переворотов и революций, потому что в них нет нужды.

России революция тоже пока не грозит. Для того, чтобы она случилась, нужны не только определенные условия, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут. Для революции нужна еще революционная сила (партия или движение) — сплоченная, имеющая большое влияние на народ, на армию и прочие силовые структуры, имеющая перед собой осмысленную цель и убедительную программу. Такой силы в России нет. Но если экономическая ситуация будет ухудшаться, то бунт или отдельные и легко подавляемые властью бунты возможны. Но я думаю, что Россию ждет другое. Когда на высшем посту государства произойдет смена власти, к тому времени на верхах созреет мысль, что мы идем особенным путем в неправильном направлении, и надо что-то исправлять. Как-то исправлять экономику, установить мир внутри страны, перестать считать оппозиционно мыслящих людей пятой колонной и врагами народа, не бряцать оружием и не штамповать его в непосильных для экономики и бессмысленных количествах, не воевать, восстановить добрые отношения с Америкой, Европой и Украиной. Но тогда неизбежно ослабнут узы, стягивающие весь этот громоздкий механизм, который называется Российским государством, и возникнет опасность распада России.

И последнее, что я хочу сказать: с мнением, что Россия — потерянная для Европы страна, я категорически не согласен. Россия в 1991 году сделал шаг к свободе и демократии. Потом произошел сильный откат. Но когда-то будет сделан второй шаг и, возможно, он окажется более успешным. Так или иначе, но Россия и Украина станут когда-то неотъемлемой частью демократической и свободной Европы. Если до того не случится ядерной катастрофы.

— Советские диссиденты, к числу которых причисляют и вас — чем закончилась их борьба? Победой, поражением? С тем ли они боролись, с чем нужно было бороться? Нынешняя Россия выглядит государством, ничем принципиально не лучшим за СССР в плане демократии и уважения прав человека. Тогда что же, по вашему мнению, произошло в августе 1991 года?

— Советские диссиденты не были политической партией и не были революционерами. В основном они требовали от власти гласности, прав человека и законности. Они разоблачали тоталитарную сущность советского режима, открыли глаза многим своим соотечественникам, привлекли внимание мировой общественности и мировых лидеров, с чем советские вожди вынуждены были считаться. Диссидентство было одним из факторов, приблизивших крах советского режима. Советская власть могла бы этот крах предотвратить, если бы прислушалась к диссидентам и считала их не врагами, а союзниками и патриотами, кем они были. Что касается меня лично, то мое диссидентство заключалось, прежде всего, в том, что я по примеру Державина «истину царям с улыбкой говорил» и писал книги, которые уже прочли миллионы людей и продолжают читать на сорока языках мира, включая украинский.